Первые стихи.


Это было похоже на взрыв, стихи появлялись на свет один за другим, незнакомые и неожиданные. Много позже я осознал, что к тому моменту в моей жизни совпали сразу несколько событий, которые и запустили этот чудесный процесс. Должен оговориться, слово "чудесный" относится только к процессу, а не к продукту его - стихам. Объективно оценить результаты своего "творчества" я не берусь, родители всегда пристрастно судят о своих детках. Вернемся лучше к причинам.

В конце лета появилась возможность пожить в Солнечном, я проводил много времени на заливе. Тогда же мне удалось, с большим трудом, просто чудом, приобрести двухтомник Ф.Г.Лорки, которого раньше у нас почти не издавали. Кроме того, год занятий медитативной практикой неуловимо изменил мое восприятие, хотя трудно определить, что именно изменилось. Быть может, дальтоник, давно уже привыкший жить в этом мире, вдруг начал различать цвета.

Но, наверное, самое главное - я влюбился. По дороге к заливу она подобрала несколько медно-кольчужных еловых шишек, которые в лодке ее ладоней походили на шлемы викингов, плывущих разорять Европу.

Все смешалось в удивительном потоке - золотые от солнца чайки над молочным утренним туманом и теплый ветер из ночной синевы залива, танцевальная музыка в "Дюнах" и чешский "Carlsbad liqueur", цыганские романсеро и тонкие пьесы саругаку-но.

Свое первое стихотворение я написал, устроив сложенный пополам листок на томике Лорки.




Первый стих о любви.
И в полночь на край долины
увел я жену чужую.
                         Ф.Г.Лорка.

В осенней печали травы
над желтым песком приморья,
шишки в кольчугах ржавых,
согревшиеся примолкли
в лодке твоей ладони.
И ожиданье счастья,
не веришь и хочешь чуда...

Живое, светлое чудо
на бархате светится черном,
полураскрыты губы,
но звуки дыханьем стерты,
глаза заблудились в прядях
волос, что как дюны желты.

А руки, как ветер в дюнах -
прохладны и неуловимы,
и ни единой пылинки
на зеркале памяти синем.

Украденное с подаренным
сливается в этой просини,
счастье сродни аварии
на листопаде осени.

Слезит глаза сигарета.

                         * * *



Майя.
Майя - иллюзия, заставляющая
нас видеть единый мир разделенным
границами вещей и событий
                        Свами Девасья.

Извечен обман осенний -
две алых гвоздики на стеле
седеющей нежности детства,
среди фиолетовых теней
распахнутых ртов и взглядов,
белеющих от любопытства,
глазниц, сочащихся ядом.

Тебе мечу бисер под ноги,
иль бисер топчу ногами?
Пустые эти тревоги
луна забодала рогами
в осенние ночи у моря.

                         * * *




Разлука.
Кровли домов наших - кедры,
потолки наши - кипарисы.
                         Библия(Песнь песней)

Давно я с любимой не был,
конца нет причинам новым,
затянуто наше небо
забот полотном суровым.

Нам крышей листва бывала,
а домом сентябрьская нежность,
осень листы разметала
и в них катается нежить.

Все вязнет в незримой пульпе,
а время нас ласково гложет,
как сумасшедший скульптор,
резец положить не может.

И тлеет желанье одно -
ножом полоснуть полотно.

                         * * *




Осень.

С листком, желтеющем в косах,
поеживаясь спозаранку,
поет про сентябрь осень,
три песни помнит шарманка.

А случай - сурок нескорый -
в картонной коробке шарит
и без большого разбора
"счастье" прохожим дарит.

Ребром упала на камни
подброшенная монета,
помедлил сурок и достал мне
цветок из чужого букета.

В нездешнем наряде летнем,
цветок незнакомой чекани,
звенит о лете последнем
серебряными лепестками.

И в чудном звоне свивается,
что кончилось мое лето,
в моих руках осыпается
цветок из чужого букета.

                        * * *




Аиои, рассвет в Такасаго
                        (театр Но)
Дни, как снежинки времени летят,
и старость белая ложится нам на плечи.
Стареющий журавль, в твое гнездо глядят
холодная луна и одинокий вечер...
И стелет иней ночь, и в темных кронах
тоскливо шепчет перечень утрат.
Деревья - феи в призрачных коронах
собрались позлословить до утра.
Залив поет, не разделяя слов,
роняют ветви хвою на песок,
на рукава, на горе, на любовь,
и так проходят дни, а близок иль далек
последний - неизвестно... Хвои много
на ветвях в мягких поворотах дюн,
нас привела и уведет дорога,
а берег вечно стар иль вечно юн.

Проснувшись, солнце золотит туман,
раскрашивает сосен чешую.

                         * * *



Аиои, сосна Такасаго
                        (театр Но)
Дни, словно флейты музыка, слышны,
проснувшиеся в марте ветви сливы
ласкает солнце с южной стороны,
а в сентябре желтит туман залива.

Четыре времени кружат под пенье флейт,
и песня никогда не затихает,
трава, цветы, песок и сливы ветвь-
в одной лишь песне суть свою являют.

Вот и Тено сказал: "Всем голосам,
ответным и зовущим, в этом мире
не избежать сей участи - стать песней".

Но в благородстве равных нет сосне:
живую зелень игл напряженных
лишь оттеняет белым мехом снег,
похоронивший листьев легионы.

Сосне цветенья радость незнакома
и горечь увяданья не страшна.


                         * * *


Аиои, весна в Такасаго
                        (театр Но)
Дни, словно иглы - вечно зелены.
Сожми в горсти колючее столетье
из шелестящей вечности сосны.
А седину пусть дарят вишен ветви,
внезапно уронив весенний цвет.
Где нет надежд, там и печалей нет...

И все же,
много ли осталось весенних дней?

                         * * *

"Аиои" (иногда - "Такасаго") - название пьесы классического репертуара театра саругаку-но.

Аиои - сосна, разветвившаяся в два ствола, символ неразделимой связи любящих.

"Много ли осталось весенних дней?" - строка из сборника стихов "Исэ моногатари".


Возврат